Разговоры о карантине, экономическом спаде в ключевых государствах мира отодвинул на второй план тему Донбасса и вариантов завершения войны. А зря, потому что эти процессы для нас взаимосвязаны. Я бы сказал даже больше: события в мире создают новые рамки действий в Украине для ключевых участников процесса, которые позволяют либо потерять всё, либо выйти на новые, более рациональные алгоритмы действий.
Для тех, кому проще смотреть или слушать – видео.
С остальными продолжим.
Контуры внешнего баланса сил
Для начала попробуем очертить мотивации основных игроков.
Страны ЕС оказались в сложной ситуации – тезис о “европейской солидарности” сегодня вызывает едва ли не смех. Пандемия и начавшийся мировой финансовый кризис заставляет каждое из государств “играть свою игру”, ища баланс между потерями от карантина и необходимостью взять под контроль ситуацию с распространением болезни. Основной лозунг государств Евросоюза “каждый сам за себя”. Фактическое восстановление контроля на границах (привет общему пространству), ограничения на приезд иностранцев, закрытие рынков, поиск (и конкуренция в этом поиске) необходимых ресурсов. Принятые решения о государственной поддержке отдельных компаний говорят “до свидания” единому европейскому рынку с одинаковыми для всех условиями работы. По большому счёту, практически каждое государство получило опыт отказа “соседям по большой европейской семье” и ведения политики без учёта интересов партнёров.
Таким образом, к пандемии, начавшемуся экономическому кризису можно добавить кризис Европейского Союза как единого целого. Для Германии и Франции последнее особо неприятно, но чрезмерно жертвовать своими интересами ради спасения ЕС тоже не хочется. Поэтому на начальном этапе выбран путь “заливать экономический кризис деньгами”, стимулируя восстановление экономики и демонстрируя работы общеевроепейских механизмов.
Но вопрос не только в деньгах. Учитывая масштабы кризиса, правительство каждого из государств ведёт политику по максимальной мобилизации собственной ресурсной базы в интересах выживания. Это означает, среди прочего, жёсткое определение приоритетов, выход (либо приостановка участия в) из необязательных конфликтов, оценка потенциальных экспортных рынков и механизмов их сохранения, в идеале – усиления позиций.
Соединённые Штаты Америки рассматривают разные варианты выживания. Начиная от “закрытия в себе” и создания общего пространства с Канадой и, возможно, Мексикой, заканчивая попыткой воспользоваться слабостью других и усилить свои позиции на новых площадках. Но в обоих вариантах речь идёт о продаже товаров, об экспорте, экономическом присутствии – всём, что приносит деньги. А вот проекты, которые вымывают ресурсы, стремительно сворачиваются. Простой пример – переговоры с Талибаном. На минуту, война начиналась ради того, чтобы освободить Афганистан от власти талибов. Сейчас им эту власть возвращают со словами благодарности.
Второй аспект, который чрезвычайно волнует администрацию Трампа – неравномерный выход из волны пандемии различных государств. Европа, да и сами США только вошли в режим приостановки собственной экономики, а азиатские государства, в первую очередь, КНР, выходят на политику восстановление активности, внешней торговли и расширения рынков сбыта. Сохранение такой разнонаправленной экономической политики хотя бы несколько месяцев может существенно изменить баланс сил. То есть Вашингтон, одержав первую тактическую победу в противостоянии с Пекином, рискует не только откатиться на стартовые позиции, но и ухудшить своё положение.
Китайская Народная Республика, выйдя из режима закрытых регионов, столкнулась с проблемами стимулирования собственной экономики. С одной стороны, учитывая масштабы страны, есть возможность разогнать внутренний спрос. С другой, КНР чрезвычайно сильно зависит от рынков сбыта. Поэтому вопросы восстановления торговых отношений, сохранения логистических схем являются ключевыми. Более ранний выход из кризиса пандемии создаёт возможности закрепиться на новых рынках, потеснить конкурентов как в экономике, так и в политике. Поэтому КНР активно предлагает свою продукцию медицинского назначения, обсуждает со старыми партнёрами вопросы создания новых производств и при этом пытается играть на противоречиях различных государств. Например, отказ от покупки (частичный а не полный как писали в украинских СМИ) российской нефти усиливает сотрудничество со странами персидского залива и ослабляет позиции России. Последнее можно использовать для усиления китайского присутствия в Средней Азии и в Арабском мире.
Российская Федерация пыталась подготовится к мировому финансовому кризису, аккумулируя резервы и проводя оптимизацию экономики с 2016 по 2019 год. Однако война с ОПЕК+ на фоне экономического спада и необходимости демонстрировать “стабильность” и “силу” во время реформы системы власти (речь не только об “обнулении” Путина) уменьшает запас прочности. Для российского руководства важнейшей задачей на ближайшие годы является сохранение контуров мирового устройства, где за РФ закреплена функция глобального игрока, как необходимого условия для дальнейшего развития. Экономически Россия давно не является ключевым звеном мировой системы, поэтому перейти этап промышленной революции, получить необходимые технологии, доступ на рынки, она может только “под выполнение” функций обеспечения стабильности. Именно поэтому, имея ограниченный ресурсный запас, Кремль активно входил в кризисы по всему миру, выполняя роль “генератора хаоса”. Суть – показать свою роль в возможном урегулировании и обменять уступки в одном регионе на усиление своих позиций в другом при заключении “большой сделки”.
В докладе Украинского института будущего по санкциям против РФ мы, оценив государственные отраслевые программы российского правительства, пришли к выводу, что Кремль намерен выйти на новую конфигурацию мировой политики в период с 2023-го по 2026 годы. Кризис вносит свои коррективы. Резервов РФ даже при условии дальнейшего падения мировой экономики и сохранения цен на нефть в пределах 25–30 долларов за баррель хватит на пять-шесть лет активной политики (при урезании части национальных программ внутри страны). Однако заключение “большой сделки” и выход на новые правила взаимодействия с другими глобальными игроками желательно в момент, когда ты ещё имеешь запас прочности. К тому же кампания 2024 года на фоне глубокого кризиса и противостояния с ключевыми мировыми державами – не лучшая перспектива для российских элит.
С другой стороны, явный интерес ЕС и США в оптимизации своей активности, концентрации ресурсов, создаёт неплохие предпосылки практической реализации тезисов “новой политики сотрудничества с Россией”. Поэтому РФ в ближайшие месяцы будет демонстрировать “конструктивную позицию” по части урегулирования вооружённых конфликтов. Например в Ливии, Сирии, стабилизации ситуации в Центральной Африке. Одновременно с этим в Европе уже реализуются информационные операции, призванные активизировать пророссийское лобби и создать нужный градус общественных настроений. Демонстративная “помощь” Италии на фоне продвижения в СМИ тезисов о неспособности стан ЕС к выработке единой политики (что частично так и есть) – одно из проявлений этой политики.
Теперь о Донбассе – позиции сторон
На первый взгляд может показаться, что сейчас создаются хорошие предпосылки для завершения войны на Донбассе. Ключевые игроки не против завершить конфликт, дабы сконцентрироваться на внутренней повестке. Россия ограничена во времени, а значит, может пойти на уступки. Теоретически это так. Можно даже привести высказывания министра иностранных дел Германии о том, что Кремль должен выполнить свои обязательства по Минским соглашениям.
На практике, увы, ситуация иная. Ближайшие год-полтора Германия и Франция будут заниматься приоритетными для себя задачами – восстановление собственных экономик и сохранение Европейского Союза как единого целого. На этом фоне все внешние кризисы будут восприниматься как явления, отвлекающие ресурсы с ключевых направлений.
Для США приоритетом в регионе является структурное оформление инициативы Трёхморья как способа обеспечить реализацию своих интересов за счёт ресурсов третьих государств. Украина, увы, сегодня находится вне данной интеграционной инициативы. Она рассматривается с точки зрения наличия/отсутствия вызовов для безопасности и территории возможного транзита товаров.
Естественно, что и страны ЕС и США будут призывать Россию к прогрессу в деле урегулирования. Но, с учётом внутренних приоритетов, вряд ли стоит от них ожидать внимательного изучения украинской повестки и решения за нас задач поиска “подводных камней” в российских предложениях по урегулированию. Позиция данных игроков – согласится с любым вариантом урегулирования, который снимает остроту проблемы и не порождает рисков разрастания зоны нестабильности в регионе. Типичным проявлением такого подхода являются акценты, расставленные министром иностранных дел Германии Хайко Маасом во время телефонного разговора с его украинским коллегой Дмитрием Кулебой. Руководитель немецкого МИД особо подчеркнул необходимость шагов “по дальнейшему выполнению решений нормандского саммит в Париже, выполнение Минских договоренностей” именно сегодня, на фоне разрастающегося кризиса. Дескать, этого требует гуманитарная ситуация.
Украина в это же время находится в уязвимой позиции, поскольку, с одной стороны, требует внешней поддержки на фоне проседания экономики и пандемии коронавируса. То есть вынуждена прислушиваться к рекомендациям наших “партнёров”. С другой стороны, говоря о войне на Донбассе, мы находимся в рамках, очерченных президентом Зеленским – год на попытки урегулирования. То есть до истечения данного срока украинская дипломатия не может говорить категорическое “нет” – президент ведь заявлял про иное. Переговорщики от Офиса президента рассматривают все возможности и предложения, которые способны продемонстрировать хоть какой то прогресс в урегулировании.
На этом фоне РФ реализует политику по постепенной субъективизации так называемых “ЛНР” и “ДНР” и перевода восприятия конфликта в рамки “внутриукраинского”. Логика процессов последних месяцев прекрасно показана Виталием Куликом и Марией Кучеренко в статье “Мирные планы”, которые приносят войну на Донбасс”.
Таким образом, создаётся ситуация, при которой РФ может действительно “проявить инициативу” и предложить масштабный формат взаимных уступок. Где, с одной стороны, может быть реальная деэскалация, с другой – Киев пойдёт на тот либо иной вид политических компромиссов, легализуя “элиты ОРДЛО” и вписывая их в украинскую политическую систему.
Увы, но даже самый мягкий вариант урегулирования сегодня – чрезвычайно рисковая игра. Мы пока не имеем плана, что делать с ОРДЛО в экономике, социальной сфере, демографии, экологии, области безопасности, информационной работе. Всё это – вопрос ресурсов. Не только финансовых, но и человеческих, временных – на разработку политик нужны люди, которые сегодня заняты вопросами выработки политик по выживанию страны в условиях кризиса.
В конце концов, минимальные оценки финансовых потребностей для восстановления Донбасса – это от 5 до 10 миллиардов долларов на протяжении хотя бы пяти лет.
Теперь давайте оценим ресурсную базу нашей страны в 2020 году.
• У нас как минимум 3 миллиона украинских работников останутся дома. Это, господа, ни много ни мало, а от 10 до 12 миллиардов долларов, которые они пересылали на Родину. Этими деньгами фактически закрывался дефицит внешней торговли Украины товарами и услугами.
• Второй аспект – падение сырьевых рынков. Украинский экспорт – сырьевой и снижение цен на металл и зерно приведёт к недополучению доходов от экспорта.
• Третий аспект – украинские ценные бумаги, в том числе ОГВЗ, в которые активно вошли нерезиденты. На фоне мирового финансового кризиса они могут попытаться выйти с украинского рискового рынка. Это тоже финансовые потери.
• И, наконец, собственно падение украинской экономики, сжатие внутреннего рынка, которое уже гарантированно будет в результате карантина.
То есть, Украина итак не досчитается как минимум 15–16 миллиардов долларов. Это огромный вызов для отечественной экономики, вопрос стоит о выживании государства. Дополнительные “минус 5” на Донбасс рискуют опрокинуть экономическую ситуацию и вогнать страну в некотролируемый штопор.
Тезис о том, что практический аспект урегулирования можно обсуждать лишь после получения гарантий формирования международного фонда на восстановление территорий повторялся регулярно на протяжении последних трех лет. Проще говоря, система работы возможна лишь в формате “5 (желательно больше) миллиардов на счетах – начинаем работу”. В условиях кризиса, когда Германия, Франция закрываются в себе, США думают про другие проекты, быстрое формирование подобного фонда выглядит фантастически. Деньги (их часть) может дать РФ, но в обмен на политические уступки. Таким образом, с финансовой точки зрения, быстрая реинтеграция Донбасса в условиях кризиса, когда надо спасать украинскую экономику, создаёт для нас запредельные риски провала.
Вторая составляющая – люди и настроения. Весной 2019 года Украинский институт будущего делал презентовал результаты опроса фокус-групп на оккупированных территориях, осенью – результаты масштабного социологического исследования. Данные обоих замеров говорят об одном – в регионе нет лояльности “государственному проекту Украина”, на оккупированных территориях сформирована местная идентичность, мы пока проигрываем информационную войну на Донбассе (по обе стороны линии фронта). Эти же данные косвенно подтвердит и коллеги господина Сивохо во время скандальной презентации их “платформы примирения”.
Наша социология весны 2020 года свидетельствует о том, что, несмотря на ожидания мира у граждан Украины, оценка желаемого варианта завершения войны, оценка “успеха и поражения” не предусматривает политических уступок. Если таковые будут – население будет склонно воспринимать их как капитуляцию официального Киева.
Таким образом, любой политический компромисс вызывает внутриполитическое напряжение, которое множится на
– 3 миллиона заробитчан, которые вернулись из стран ЕС и сидят без работы;
– рост безработицы внутри Украины;
– падение уровня доходов граждан;
– повышенную нервозность, после сложного периода карантина и дна экономического кризиса.
Всё это вместе способно взорвать политическую ситуацию в стране. Таким образом, быстрая реинтеграция ОРДЛО на фоне кризиса при проигранной информационной войне создаёт запредельные риски опрокидывания политических конструкций государства Украина.
С другой стороны, кризис – это возможности
Именно так. Кроме рисков, создавшаяся ситуация даёт нам возможности. Суть процесса заключается в постановке на паузу переговорного процесса, поскольку государство должно решить свои внутренние проблемы. Такой тезис может найти понимание внутри страны, быть воспринят обществом. На внешней арене Украина, естественно, не отказывается от обсуждения форматов, но открыто говорит о слабости ресурсной базы и поиске новых подходов к решению проблемы. Новой политикой, которая формально укладывается в рамки тезисов “прогресса в мирном процессе”, может стать, например, тезис создания локомотива для восстановления экономики региона.
• Суть в том, что Украина концентрируется на свободной части Донбасса, не позволяя этим территориям уйти в глубокий кризис и реализуя там масштабные инфраструктурные проекты. Как, например, создание рокадной дороги (автомобильной и железной), которая бы соединила север Луганской области с портами Азовского моря. И продления этой артерии к портам Черноморского побережья. Учитывая растущую активность КНР, проект может быть интересен Пекину как возможность построить новый сухопутный транспортный коридор в страны Южной Европы. Украина же подаёт данную идею, в том числе как готовность улучшить отношения с РФ – дорога, как-никак, начинается от пограничного перехода на российской границе.
• Перезапуск местного бизнеса в регионе. Создание единой политики стимулирования деловой активности под эгидой Министерства по делам оккупированных территорий. Данная политика среди прочего включает в себя координацию проектов всех гуманитарных организаций, действующих на Донбассе. Грубо говоря, хочешь помочь – работаем над согласованными (доноры + правительство) приоритетами. Несогласованная активность вредна.
• Активизация торговли с ОРДЛО в формате снятия ограничений на поставки украинской продукции на ту сторону линии фронта и с обязательным условием соблюдения украинского законодательства. То есть покупатель – компания, зарегестрированная по украинским законам, уплачивающая налоги в украинский бюджет. Таким образом, мы получаем на финансирование своих нужд часть денег, которые РФ заливает в ОРДЛО и обеспечиваем рынок сбыта своей продукции во время кризиса. А местные “власти” сталкиваются с уходом части торговцев в тень (украинская компания может продать только в розницу – покупателем не может быть “фирма из ОРДЛО”). Подобные инициативы, в виде эксперимента, были реализованы в районе Станицы Луганской несколько месяцев назад и привели к … дефициту наличной гривны у торговцев на той стороне.
• В переговорном процессе переход к жёсткой связке проблем Приазовья и урегулирования на Донбассе. Мирный процесс должен включать вопросы морской торговли, рыбной ловли, контроля над акваторией.
• А это, в свою очередь связывает в одно вопросы Донбасса и Крыма. Без Азовского моря невозможно решить проблему Донбасса. Без Крыма (чей берег) невозможно решить проблему Азовского моря.
Таким образом, Украина, с одной стороны будет демонстрировать готовность к мирному процессу и даже реализацию отдельных шагов в одностороннем порядке. С другой, переводит конфликт в новое состояние заморозки, замораживая окончательное решение до усиления собственного ресурсного потенциала и формируя новые контуры переговорного процесса.