Реинтеграция оккупированных украинских территорий – сложная, но не невозможная задача. И успешность ее решения зависит от каждого из нас.
Мы слишком долго оставались заложниками стратегии внешней политики пятого президента Петра Порошенко, когда человеческие судьбы приносились в жертву стройности международной позиции Украины, пишет журналист Иван Верстюк в своем блоге для НВ.
Сейчас – самое время задуматься о судьбах тех, по кому тяжелым катком проехалась Россия. Тем более, на выходных были освобождены украинские политзаключенные и моряки, на собственной шкуре испытавшие суровость путинского режима.
Недавно на YouTube-канале Редакция вышло видео под названием Как живут на Донбассе те, кто не воюет. В нем блогеры с оккупированных территорий Донецкой и Луганской областей рассказывают о том, какова реальность так называемых “ДНР” и “ЛНР”.
На видео сразу же бросается в глаза то, что можно было бы назвать “донецким патриотизмом”. Блогеры рассказывают, как они привыкли чувствовать гордость за Донецк, его тяжелую промышленность и его политическую субъектность. Но вступив в болезненное смешение с концепцией “русского мира”, этот “донецкий патриотизм” породил страшный ментальный гибрид, которым тяжело больны жители “народных республик”.
“В ДНР нельзя расплатиться карточкой, потому что банк республики еще очень молод”, – рассказывает один из персонажей фильма. Меня удивляет не столько отсутствие интернет-бизнеса на оккупированной территории, сколько готовность ее жителей вести отсчет новейшей истории с весны 2014 года. Готовность говорить о “молодости народной республики”. Словно до этого не было ровным счетом ничего – ни Виктора Януковича, ни Рината Ахметова, ни Партии регионов.
Оккупированная территория зависла в реальности 2014 года. Даже местная молодежь соотносит с этим кровавым отрезком истории свое ощущение жизни, не позволяя себе такую роскошь, как взгляд в будущее. На уровне оговорок и тональности речи жителей самопровозглашенных республик ощущается определенный уровень осознания патологичности режима их жизни, но риторика остается прежней – об особой судьбе Донбасса и фатальном переплетении с агрессивными действиями России.
Пару лет назад мне довелось во время отдыха две недели подряд общаться с жителем Приднестровья – такого же пророссийского анклава, как “ДНР” и “ЛНР”. Он избегал разговоров на политические темы, но когда я его напрямую спрашивал, не будет ли лучше жизнь в Тирасполе, если он вернется под контроль Кишинева, собеседник выкладывал на стол три своих паспорта – молдавский, российский и приднестровский.
“Если Молдова вступит в Евросоюз – я там свой, если укрепится Евразийский Союз – я там тоже свой, а когда в мою фирму приходит приднестровский налоговый агент – у меня есть паспорт и для него”, – объяснял мне приднестровец, собственник туристического бизнеса в Тирасполе и регулярный гость ведущих европейских курортов.
Мы с ним подолгу беседовали. В нем не ощущалось совершенно никакой национальной идентичности. Он смотрит российское кино, читает российские книги, а в социальных сетях легко переходит на румынский язык. В нем нет надежды, что Тирасполь однажды станет Прагой или Варшавой. Его не волнует ВВП Приднестровья, развитость местной экономики.
Он привык жить своей маленькой жизнью более-менее успешного туристического агента, а что происходит за пределами этого, его не интересует. Лишь бы не прекращался поток иностранной валюты в Приднестровье, потому что местная валюта мало кому нужна. Мой собеседник не позволяет себе взгляд в политическое будущее своего региона. У него это право забрала Россия. А он и не сопротивляется.
Вот это нежелание молодежи оккупированных территорий сопротивляться тому мрачному фатуму, которым накрыла их землю Российская Федерация – самое удивительное. Ведь совсем рядом – другой мир. Мир, где есть Apple Pay, BlaBlaCar, Uber, успешные технологические стартапы, мобильный банкинг, интересные рестораны, успешные музыкальные фестивали, либеральные медиа, отсутствие комендантского часа.
Но сразу же возникает другой вопрос: а достаточно ли мы делаем, чтобы это болезненное пророссийское настроение не получало развитие в Украине? Давайте посмотрим. Едва ли не каждый украинский банк свободно позволяет операции с российским рублем. Почти любая точка обмена валют предложит вам без проблем обменять гривни на рубли и наоборот. И как тут потерявшему надежду работяге не ездить на заработки в Россию, в аннексированный Крым?
Мне кажется, есть смысл обложить эти операции десятипроцентным налогом. Съездил в Крым на строительство Керченского моста, вернулся в Украину, привез рубли и пророссийское настроение – заплати хотя бы 10% государству, чтобы оно могло профинансировать через Госагентство кино производство очередного фильма о войне, который приведет тебя в чувство.
10% – вполне нормальная налоговая ставка для валютных операций. Точно такая же действует, например, в Норвегии, которая максимально стимулирует переход на онлайн-платежи. Те самые платежи, которых нет на оккупированных территориях Донбасса.
Конечно, есть еще один важный вопрос – способно ли сегодняшнее украинское общество интегрировать в свой контекст жителей оккупированных территорий, инфицированных бациллой “русского мира” с элементами веры в свою особую донецкую исключительность? Многие люди из культурной сферы, с которыми я общаюсь, считают, что это вполне возможно. Но это тяжело, ведь нужна продуманная культурная политика.
Какими должны быть первые шаги по реинтеграции проблемных территорий? В документальном фильме, о котором я вспомнил, молодые жители “ДНР” и “ЛНР” с особым пиететом говорят о донецком стадионе Донбасс-Арена, о разрушенном донецком аэропорте. Так уж устроено их сознание, что строительство крупного инфраструктурного объекта они воспринимают как сигнал максимальной заботы власти о них и их интересах. В таком случае есть смысл направить деньги на строительство одного-двух крупных инфраструктурных объектов на территории, примыкающей к линии разграничения.
Легких решений в вопросе возвращения отнятых Россией территорий нет. Понятно, что в случае возвращения под контроль Украины они еще долго будут слабым звеном – и ментально, и экономически. Но я верю в то, что украинское общество достаточно взрослое, чтобы каждый его участник воспринял реинтеграцию как свою индивидуальную задачу и поспособствовал тому, чтобы жители оккупированных территорий как можно быстрее прошли процесс ментальной реабилитации, если до этого дойдет очередь.